Волосы Вероники: Мифология

Береника, жена (и одновременно кузина) египетского царя Птолемея III Эвергета-Благодетеля, принесла в жертву свои прекрасные волосы в связи с военной победой мужа над сирийским царем Селевком. Она поместила их на жертвеннике в храме Афродиты, а на на утро придворный астроном Конон объявил, что богиня приняла благодарственную жертву. В качестве подтверждения он сообщил, что обнаружил на небе семь звезд там, где раньше небо пустовало: это-де и есть вознесенные на небо в виде созвездия Волосы Вероники.

Эту достоверную историю рассказывает современник и почти участник событий Каллимах в своей «Косе Береники». Версии о пропаже волос из храма, истерике Береники, ярости царя и находчивости Конона — поздние интерпретации истории.

Казалось бы, вот такая любовь и верность царила в царственном семействе Птолемеев! Однако ж нет: после смерти мужа Береника стала править Египтом вместе со своим старшим сыном Птолемеем IV Филопатором (потому что одной женщине не положено, а под мужским, пусть малолетнем, присмотром — можно). Так вот, сынок подрос и маму отравил, чтобы не мешала предаваться порокам. Волосы с неба, правда, снять не смог, да они и не мешали.

«Коса Береники»

Элегию Каллимаха «Коса Береники» (или «Локон Береники»), где события описываются от имени самой косы, перевел на латынь Валерий Катулл с сохранением стихотворного размера оригинала. Именно этот перевод, а не оригинал, стал более популярен.

Тот, кто все рассмотрел огни необъятного мира,
Кто восхождение звезд и нисхожденье постиг,
Понял, как пламенный блеск тускнеет бегущего солнца,
Как в им назначенный срок звезды уходят с небес,
Как с небесных путей к высоким скалам Латмийским
Нежным призывом любовь Тривию сводит тайком, —
Тот же Конон и меня увидал, косу Береники,
Между небесных огней яркий пролившую свет,
Ту, которую всем посвящала бессмертным царица,
Стройные руки свои к небу с молитвой воздев,
Тою порою, как царь, осчастливленный браком недавним,
В край ассирийский пошел, опустошеньем грозя,
Сладостный след сохраняя еще состязанья ночного,
Битвы, добывшей ему девственных прелестей дань.
Разве любовь не мила жене новобрачной? И разве,
Плача у ложа утех между огней торжества,
Дева не лживой слезой омрачает родителей радость?
Нет, я богами клянусь, — стоны неискренни дев.
В том убедили меня стенанья и пени царицы
В час, как на гибельный бой шел ее муж молодой.
Разве ты слезы лила не о том, что покинуто ложе,
Но лишь о том, что с тобой милый твой брат разлучен?
О, как до мозга костей тебя пронзила тревога,
Бурным волненьем своим всю твою душу объяв!
Чувства утратив, ума ты едва не лишилась, а прежде,
Знаю, с детства еще духом была ты тверда.
Подвиг забыла ли ты, который смутит и храбрейших,
Коим и мужа и трон завоевала себе?
Сколько печальных речей при проводах ты говорила!
Боги! Печальной рукой сколько ты вытерла слез!
Кто из бессмертных тебя изменил? Иль с телом желанным
В долгой разлуке бывать любящим так тяжело?
Кровь проливая быков, чтобы муж твой любимый вернулся,
Ты в этот час и меня всем посвящала богам, —
Лишь бы вернуться ему! А он в то время с Египтом
В непродолжительный срок Азию пленную слил.
Сбылись желанья твои — и вот, в исполненье обетов,
Приобщена я как дар к хору небесных светил.
Я против воли, — клянусь тобой и твоей головою! —
О, против воли твое я покидала чело.
Ждет того должная мзда, кто подобную клятву нарушит!
Правда, — но кто ж устоит против железа, увы?
Сломлен был силой его из холмов высочайший, какие
Видит в полете своем Фии блистающий сын,
В те времена, как, открыв себе новое море, мидяне
Через прорытый Афон двинули варварский флот.
Как устоять волосам, когда все сокрушает железо?
Боги! Пусть пропадет племя халибов навек!
Этот народ стал первым искать рудоносные жилы
В недрах земли и огнем твердость железа смягчать!
Срезаны раньше меня, о судьбе моей плакали сестры, —
Но в этот миг, бороздя воздух шумящим крылом,
Одноутробный брат эфиопа Мемнона, Локридский
Конь Арсинои, меня в небо унес на себе.
Там он меня поместил на невинное лоно Венеры,
Через эфирную тьму вместе со мной пролетев.
Так Зефирита сама — гречанка, чей дом на прибрежье
Знойном Канопа, — туда древле послала слугу,
Чтобы сиял не один средь небесных огней многоцветных
У Ариадны с чела снятый венец золотой,
Но чтобы также и мы, божеству посвященные пряди
С русой твоей головы, в небе горели меж звезд.
Влажной была я от слез, в обитель бессмертных вселяясь,
В час, как богиня меня новой явила звездой.
Ныне свирепого льва я сияньем касаюсь и Девы;
И — Ликаонова дочь — рядом Каллисто со мной.
К Западу я устремляюсь, на миг лишь, вечером поздним,
Следом за мной в океан медленный сходит Боот.
И хоть меня по ночам стопы попирают бессмертных,
Вновь я Тефии седой возвращена поутру.
То, что скажу, ты без гнева прими, о Рамнунтская Дева,
Истину скрыть никакой страх не заставит меня, —
Пусть на меня, возмутясь, обрушат проклятия звезды, —
Что затаила в душе, все я открою сейчас:
Здесь я не так веселюсь, как скорблю, что пришлось разлучиться,
Да, разлучиться навек мне с головой госпожи.
Волосы холить свои изощрялась искусная дева, —
Сколько сирийских мастей я выпивала тогда!
Вы, кого сочетать долженствует свадебный факел!
Прежде чем скинуть покров, нежную грудь обнажить,
Юное тело отдать супруга любовным объятьям,
Мне из ониксовых чаш радостно лейте елей;
Радостно лейте, молясь о всегда целомудренном ложе.
Но если будет жена любодеянья творить,
Пусть бесплодная пыль вопьет ее дар злополучный, —
От недостойной жены жертвы принять не могу.
Так, новобрачные, пусть и под вашею кровлей всечасно
Вместе с согласьем любовь долгие годы живет.
Ты же, царица, когда, на небесные глядя созвездья,
Будешь Венере дары в праздничный день приносить,
Также и мне удели сирийских часть благовоний,
Не откажи и меня жертвой богатой почтить.
Если бы звездам упасть! Вновь быть бы мне царской косою!
О, если б вновь Водолей близ Ориона сиял!

Валерий Катулл, «Коса Береники», пер. С. Шервинского

Ариадна

А то еще Эратосфен говорит, что на самом деле это волосы Ариадны. Мне такой вариант даже больше импонирует. Только неизвестно, каким образом и почему её волосы попали на небо.